Корни мезозойской флоры

Здесь не случайно употреблено слово "прятались". Как и в более ранние периоды, на рубеже палеозоя и мезозоя мы не видим следов той мастерской, где вырабатываются новые роды и виды. Но если не можем уловить их происхождение, то хотя бы посмотрим на их появление.

Многие великие артисты сначала работали статистами, участвовали в массовых сценах и тогда им редко выпадало счастье даже подать реплику. С такими же незаметными предвестниками мезозойской флоры мы начинаем встречаться довольно рано. Первые достоверные гинкговые известны еще в нижнепермских отложениях Европы. Первые растения с листвой, как у цикадовых и беннетти-товых, появляются еще раньше, в верхней части каменноугольных отложений. В это же время начинают набирать силу и хвойные. В конце каменноугольного периода эти растения были почти незаметны на общем фоне тропической флоры. В первой половине пермского периода их число увеличивается, а в начале второй половины этого периода, когда уже вымерли основные растения каменноугольного леса, их местами становится очень много.

Еще в прошлом веке палеоботаники внимательно изучали остатки растений (рис. 38) в медистых сланцах ГДР и ФРГ, залегающих в самом основании верхнепермской толщи. Эти сланцы разрабатываются до сих пор. В них обнаружено всего полтора десятка видов: в основном хвойные, гинкговые и древние цикадовые, есть один вид птеридоспермов, почти нет папоротников и хвощей. От былого великолепия каменноугольного леса не осталось и следа. И внешний вид растений, и породы, в которых они погребены, все говорит о жарком и сухом климате. Можно, конечно, предположить, что именно эта флора, носящая явно мезозойские черты, дала начало новым богатым лесам триасового, юрского и мелового периодов. Однако к концу перми набор видов в ней становится все меньше и меньше, создается впечатление, что флора медистых сланцев вымерла, оставив не слишком обильное потомство. К тому же растения медистых сланцев, привыкшие к достаточно суровому жаркому климату, едва ли могли быстро перестроиться и превратиться во влажные леса мезозоя. К тому же у них, наверное, были достойные конкуренты, уже привыкшие к влажным условиям.

Рис. 38. Растения верхнепермских медистых сланцев Западной Европы: а - семенной папоротник лепидоптерис; б - гинкговое сфенобайера; в - хвойное ульмания

Конкуренты действительно были. В самом конце каменноугольного периода в Европе начало ощущаться иссушение климата, которое прогрессировало в течение всего пермского периода и захватило даже часть раннего мезозоя. Однако чем дальше на восток мы двигаемся, тем все меньше и меньше заметны следы сухости. В северной части Евразии располагалась Ангарида с ее внетропической флорой. Между ней и Гондваной на территории Китая, Кореи и Юго-Восточной Азии располагался еще один древний материк Катазия с тропической флорой. Здесь долго держался влажный тропический климат. Поэтому некоторые растения каменноугольного леса спокойно дожили почти до конца перми. Мы не в силах проследить пояс влажной тропической растительности пермского периода далеко на запад. Но предполагать его существование где-то южнее засушливых территорий можно. Вот некоторые наблюдения.

В начале 60-х годов в верхнепермских отложениях восточной части Турции был найден интересный набор ископаемых растений: европейские папоротники каменно-угольно-раннепермского типа, гондванские глоссоптерисы и некоторые катазиатские растения. С такой удивительной смесью форм палеоботаники столкнулись впервые. Но, может быть, здесь просто были ошибки в определениях? Нет, вряд ли. Эту флору определял английский палеоботаник Р. Вагнер, один из лучших знатоков европейских палеозойских папоротников. Уж их-то он, наверняка, определил правильно! Гондванские глоссоптерисы невозможно ни с чем перепутать. Не менее броскими, характерными видами представлены и катазиатские растения. Одно из них - гигантоптерис. Это - папоротниковидное растение (может быть, семенной папоротник). Его слившиеся перья образуют цельный лист, иногда очень похожий на лист табака или ольхи.

Интересны еще два факта. Во-первых, катазиатские растения найдены в некоторых местах Гондваны, а именно: в Южной Африке и Южной Америке. Во-вторых, на западе США - в Техасе, Оклахоме и Колорадо - встречена пермская флора, которую сначала прямо назвали катазиатской, а потом смягчили формулировку и стали говорить лишь о растениях катазиатского типа. Находка катазиатского облика растений в Северной Америке, флора которой в целом развивалась по европейскому образцу, произвела в свое время большое впечатление. И мо-билисты, и фиксисты, т. е. и сторонники, и противники движения континентов, были озадачены. Ведь и те, и другие согласны в том, что Тихий океан существовал уже в палеозое (а может быть - был и извечным). Двигались материки или нет, но в любом случае растения, чтобы попасть из Китая на юго-запад Северной Америки, должны были пересечь тысячекилометровые океанические пространства. Мысль исследователей стала искать возможные мосты. Перекинуть их с севера и с юга нельзя: здесь область господства или ангарских, или гондванских внетропических флор, через которые тропическим жителям не пройти. Предполагают, что в сходстве западно-американских и китайских растений проявляется параллелизм, о котором мы уже говорили. Интересное объяснение, но оно требует подтверждения детальным изучением самих растений. Эта работа - дело будущего. По-видимому, можно все объяснить иначе.

Мы видели карту современной растительности влажных тропиков. Она протягивается вдоль экватора сплошным кольцом. Почему бы не предположить существование такого же пояса и в перми? Почему влажные тропические леса в пермском периоде должны были населять только Катазиатский материк? Они вполне могли быть западнее и проходить между флорой засушливого жаркого климата на севере и гондванской флорой на юге, т. е. через Малую Азию, Ближний и Средний Восток, Северную Африку и Центральную Америку. Вдоль этого пояса с влажным тропическим климатом катазиатские растения свободно шли на запад, смешивались с выходцами из Гондваны (в Малой Азии) и сами проникали в гондванскую флору (в Южной Африке и Южной Америке). Наконец, некоторые растения, порядочно изменившиеся после долгих странствий, могли подняться из этого пояса и в юго-западную часть Северной Америки. Здесь они основали колонию, остатки которой сбивают с толку палеоботаников. Это, разумеется, лишь гипотеза, основанная на находке катазиатского облика растений вдалеке от привычных нам мест. Для ее подтверждения нужны более обстоятельные и многочисленные факты.

Однако пора объяснить, почему мы уделили так много внимания этому поясу. Ведь мы обсуждали перед этим вопрос о происхождении мезозойской флоры. Дело в том, что в катазиатской флоре было много различных растений мезозойского облика с самого начала пермского периода, а может быть - и раньше. К концу этого периода количество таких растений увеличилось. Эта омоложенная катазиатская флора, привыкшая к тропическим условиям и расселенная по гипотетическому поясу, о котором мы много говорили, вполне могла стать одним из источников теплолюбивой мезозойской флоры обоих полушарий, дать ей цикадовые, гинкговые, некоторые папоротники.