НОВОСТИ    БИБЛИОТЕКА    КАРТА САЙТА    ССЫЛКИ    О САЙТЕ


 ГЕОХРОНОЛОГИЯ
 ЭВОЛЮЦИЯ
 ЭВОЛЮЦИОННОЕ УЧЕНИЕ
 ПАЛЕОКЛИМАТОЛОГИЯ
 ПАЛЕОЭКОЛОГИЯ


предыдущая главасодержаниеследующая глава

Вдоль Великой Гоби

Ликвидация лагеря на Анда-Худук. Несколько слов о новой Монголии. Онгин-Гол. Хангайские степи. В ожидании "Барса". Улугэй-Хид. В барханных песках. Безвыходное положение. Спасительный ливень. Снова на Эргиль-Обо. Гигантские черепахи. Конец сезона. Возвращение в Москву

Мы долго обсуждали вопрос, на какой маршрут употребить оставшееся время, и большинством голосов решили посетить еще раз Эргиль-Обо в Восточной Гоби, где веской были проведены успешные раскопки.

Поздно вечером Новожилов неожиданно притащил зуб мастодонта - одного из древнейших хоботных, имевшего в отличие от слонов но только верхние, но и нижние бивни. Этот зуб он нашел как раз в том месте, куда мы ехали с Орловым пять дней назад и не доехали, встретившись с отрядом Ефремова.

Однако задерживаться было нельзя, тем более что весь лагерь уже был свернут и отъезд назначили на утро. Орлов уезжал в Москву. Его провожал Ефремов, который должен был потом приехать к нам из Улан-Батора, но прямо через Сайн-Шанду. Вместе с ними уезжали Лукьянова - для препаровки наших материалов, передаваемых в Монгольский государственный музей, и Намнандорж, с которым кончался срок договора. До Арбай-Хэрэ - центра Убур-Хангайского аймака - мы ехали вместе.

Рано утром нам выехать не пришлось, так как начался ливень, а рассчитывать взобраться на перевал на тяжело груженных машинах по раскисшей почве было бесполезным делом, и волей-неволей цршплось ждать, пока немного подсохнет. Любопытно отметить, что перед дождем небо было покрыто своеобразными, никогда никем из нас не виданными пузырчатыми облаками, напоминавшими грязно-серый застывший базальт.

В середине дня, когда уже подсохло, был дан сигнал к отправлению. Цепочка ил пяти машитт медленно поползла вверх на перевал, до которого было километров восемь.

С перевала открывался вид на широкую равнину, обрамленную с севера полосой темных гор, - это был Хангай, к подножию которого мы и направились. Спуск с перевала, в противоположность довольно крутому подъему, был болео ПОЛОГРШ и длинным - километров 20. Машины катились по наклонной плоскости вниз, пока не достигли Гун-Нарин-Сомона, расположенного на небольшой, но живописной речке Аргуин-Гол. Она текла средь мраморных скал, которые местами так близко подходили к воде, что машина едва-едва протискивалась под ними, чтобы не свалиться в реку. В степи было теперь множество ко-пыток, сотнями взлетавших из-под самых колес машины. Я ехал первым, и это вызывало заметное неудовольствие Эглона, которому очень хотелось поохотиться на куропаток, но я их лишь распугивал, пока он подъезжал на второй машине.

Автомобильная дорога между Улан-Батором и Улясутаем, на которую мы, наконец, выехали, шла вдоль южного подножия Хаигая, пересекая кое-где его небольшие отроги. Природа здесь была гораздо богаче, чем в южных районах. Кругом много зелени и воды: высокие и сочные травы покрывали прихангайские степи, у подножия гор и несколько поодаль текли небольшие речушки или пробивались на поверхность роднички, давая живительную влагу для растительности. Везде стояли юрты, около которых бродили жирные сарлыки (помесь яка с коровой). Сами жители были одеты более богато и нарядно, чем праты Гоби. Недаром старинная монгольская пословица гласила: "Лучше быть хангайским быком, чем гобийским человеком", метко отражая вековую нищету и тяжесть жизни в пустыне кочевника-одиночки.

До монгольской народной революции (1921) почти весь скот - основной источник существования населения - был сосредоточен у феодалов и в монастырях. Аратские хозяйства были крайне бедны и находились в постоянной зависимости от климатических условий, часто вызывавших массовую гибель скота (главным образом обильные снегопады, из-за которых скот не мог добыть подножный корм, и засухи, выжигавшие и без того жалкую растительность Гоби).

Скотоводство и после революции осталось основным занятием населения, имея важное значение в экономике государства. Поэтому естественно и то внимание, которое уделяется этому вопросу правительством республики. Поголовье скота, принадлежащего теперь исключительно аратским хозяйствам, намного увеличилось по сравнению С дореволюционным. Принимаются меры против стихийных бедствий: сенокошение, строительство специальных загонов для скота, укрывающих его от холодных ураганных ветров, массовые кочевки из южных засушливых районов в северные.

В северных и западных районах развивается земледелие. Большое значение для хозяйства страны имеет охотничий промысел. Из зверя, добываемого на пушнину, необходимо прежде всего упомянуть широко распространенного в степях тарбагана, а в лесах - белку. Кроме того, охотятся на хищников: волков и лисиц, распространенных повсеместно, барса, водящегося в горах, и других. Ради мяса охотятся на джейранов и дзеренов, населяющих степи, а также на горных козлов и баранов, т. е. козерогов к архаров.

Что касается промышленности, то можно сказать, что ее до революции 1921 года почти не было. Теперь же промышленные предприятия, главным образом пищевые и крустарно-промысловые, имеются почти во всех городах Монголии. Развивается п горнодобывающая промышленность преимущественно в восточных районах республики. Разительный контраст с прошлым представляют культурные завоевания монгольского народа. В каждом сомоне открыты школы. Успешно развиваются все виды национального искусства. Например, театры (оперы и драмы) имеются не только в Улан-Баторе, но и в крупных аймачных центрах, а на международных фестивалях многие из монгольских артистов получили ряд премий. Созданы национальные кинофильмы. Развиваются национальная музыка, живопись, литература (Эти сведения характеризуют Монголию 50-х годов). Большое внимание уделяется вопросам здравоохранения - во всех аймачных центрах имеются амбулатории и больницы.

Домашние яки на пастбище
Домашние яки на пастбище

Арбай-Хэрэ, в который прибыл наш отряд, был похож на Улан-Батор в миниатюре. Везде были хорошие домики, огороженные частоколом из лиственницы, так же как и улан-баторские хошаны.

Аймачный центр очень уютно расположен в небольшой межгорной долине, и увидеть его можно только, когда машины подъезжают почти вплотную, зато он виден сразу весь.

Аймачные власти встретили нас, как и в других местах, очень гостеприимно, отведя нам для отдыха одно из лучших и просторных помещений. В Арбай-Хэрэ мы провели два дня, так как необходимо было пополнить запас пиломатериалов, за которыми Эглон ездил на лесопильный завод.

18 августа мы продолжили наш путь. После переправы через большую, но не очень глубокую реку Онгин-Гол наша экспедиция разделилась на две группы: улан-баторскую и восточногобийскую. Второй предстоял тысячекилометровый путь вдоль Великой Гоби. У нас не было точных карт и проводников, но зато имелся теперь опыт путешествия по пустыне.

Свернув с дороги вправо, мы поехали по степи, в направлении Санту-Сомона. Чем больше мы удалялись от Хангая, тем ровнее становилась местность: крупные холмы сменялись мелкими, переходившими в равнину. К вечеру мы были уже в Цогту-Чиндамани-Сомоне, пройдя, таким образом, за день 165 километров без дороги - вот что значит ровная степь!

На следующий день наш путь по-прежнему шел по степной равнине, совершенно плоской, а затем после пересечения старого автомобильного тракта Улан-Батор - Далан-Дзадагад дорога стала значительно хуже: начал попадаться дэрисовый кочкарник, в котором тропа терялась, и ехать было плохо. К концу дня нам удалось выехать на новый автомобильный тракт Улан-Батор - Далан-Дзадагад, проходящий значительно восточнее старого. Перед выходом на эту дорогу тянулось громадное гранитное поле, по которому очень трудно было пробираться, так как повсюду торчали из земли гранитные скалы. На далан-дзадагадском тракте нам пришлось простоять два дня, потому что одну из машин - "Барса" - отправили за горючим в Далан-Дзадагад, поскольку взятые нами запасы были на исходе.

22 августа, пополнив запасы горючего, мы поехали дальше, но уже на двух машинах: "Дзерене" и "Драконе". Проехав километров 40 к северу по старой петле даландзадагадского тракта, мы повернули на восток. Ориентиром нам служили телеграфные столбы, соединяющие Далан-Дзадагад с Сайн-Шандой. У места поворота было громадное озеро дождевого происхождения, заполнявшее глинистую котловину. Это, собственно, было даже не озеро, а просто гигантская лужа в десятки квадратных километров, которую нам пришлось объезжать. Машины шли близ самой воды по склонам небольших глинистых холмов, размякших после дождей, и со страшным ревом моторов едва-едва продирались сквозь липкую грязь. Наши машины походили на мух, которым надо проползти лист липкой бумаги с одного конца на другой. Вопрос упирался в силу машин: 10 километров такого пути стоили большого напряжения не только моторам, но и людям.

Наконец, мы преодолели "липку" и выбрались на слабо всхолмленную равнину, которая оказалась достаточно твердой. Кое-где торчали белые мраморные скалы, привлекавшие наше внимание не столько из-за красоты, сколько из-за проходимости машин. Постепенно на восток местность становилась все более пересеченной, пока, наконец, не перешла в широкую открытую равнину, где машины быстро наверстали потерянную скорость. На обеденный привал мы остановились посреди степи. От степных трав исходил какой-то дурманящий аромат. Впереди виднелся мираж - на горизонте расстилалось синее море, в котором так хотелось выкупаться!

После привала мы спустились в громадную глинистую котловину, к счастью еще не затопленную дождем, и постарались преодолеть ее до ночи, остановившись на ночлег лишь тогда, когда машины очутились на плато.

На следующий день мы стали постепенно отклоняться на юго-восток, и степи сменились теперь песками с саксаулом, которые, правда, не тянулись на десятки километров, но все же хлопот доставляли немало, так как отдельные участки от километра до пяти попадались часто. Кое-где виднелись хайлясы. Одним словом, мы снова ехали по типичной Гоби - каменистой пустыне, местами голой, местами с саксаулом, произраставшим на песках. Кругом был низкий изрезанный мелкосопочник, среди которого приходилось искать проход для машин.

В середине дня мы перевалили через небольшие горы и вышли к развалинам монастыря Улугэй-Хид, расположенного у южного подножия гор. Теперь не так далеко было уже и Эргиль-Обо - конечный пункт нашего путешествия. Мы устроили совещание, как ехать дальше на Эргиль-Обо. Прямо были пески, которые нужно было обойти либо с севера, либо с юга. Мы приняли северный вариант, так как знали, что к северу есть люди и колодцы, на юге же перед нами расстилалась немая песчаная пустыня, где не было людей и вряд ли была вода.

Склоны горы, у которой ютился монастырь, были сильно изрезаны глубокими промоинами и живо напомнили мне путешествие в западном маршруте по склонам горы Цаган-Богдо-Улы. Мы потеряли из виду телеграфные столбы, которые отсюда шли также на север, к Сайн-Шанде. Они были не только хорошим ориентиром для нас, но вдоль них проходила старинная караванная тропа, а также остатки автомобильных следов, сохранившихся еще от подвозки столбов, когда их ставили. Поэтому без таких ориентиров, без всяких проводников в незнакомой и безлюдной местности пробиваться было очень трудпо. Машины пересекали бесконечные промоины и овраги всевозможных размеров, пока не въехали в бугристые пески, но которым не смогли двигаться. К счастью, здесь мы заметили телеграфные столбы, до которых было не более двух километров, но преодолели их только к концу дня. У телеграфных столбов дорога была лучше, и, проехав до наступления темноты еще немного, остановились на ночлег, снова въехав в горы. Чем ближе к Эргиль-Обо, тем становилось труднее. А что нас ждало завтра?

Несмотря на конец августа, ночь была необыкновенно теплой. На разложенный для ужина костер, как всегда, откуда-то мчались скорпионы. Пронин, озорной по своей натуре, взял травяной стебель и быстро провел им по босой ноге Безбородова, сидевшего на корточках. Тимофей Гаврилович с криком подскочил, решив, что но ноге пробежал скорпион. Мы сначала испугались, а затем, конечно, хохотали. Пронин извинялся потом за свою шутку, но бедному Тимофею Гавриловичу даже в кузове машины все до утра мерещились проклятые скорпионы.

24 августа мы поднялись пораньше, рассчитывая к вечеру быть на Эргиль-Обо, до которого оставалось теперь менее 100 километров. Мы выбрались из гор и увидели развалины монастыря Хоничин-Хурал. Отсюда до Эргиль-Обо было не более 60-70 километров, и синюю полоску обрыва, которая мысом вдавалась в безбрежное песчаное море, можно было уже хорошо различить невооруженным глазом.

Мы оставили телеграфные столбы, повернув от них под прямым углом на восток к Эргиль-Обо, в направлении которого шла старинная караванная тропа. Кругом был кочкарник, но ехать было все же можно. Первую половину расстояния удалось преодолеть легко, но дальнейший путь нам преградили пески.

Вот и началось! Когда-то роскошная караванная тропа превратилась в глубокую канаву, на полтора-два метра занесенную сыпучим песком, в котором даже нога вязла по колено. А нам предстояло не менее 5 километров такого пути. Моторы и люди начали задыхаться от жары. "Дракона" как более мощную машину пустили вперед. Через несколько десятков метров, жалобно заскрежетав, она остановилась: перестал работать понизитель.

Пришлось тут же на раскаленном песке сделать вынужденную остановку. Невыносимо жгло солнце, от которого негде было укрыться, и даже затих ветер, постоянный спутник Гоби. Шоферы принялись разбирать машину, а я отправился вперед обследовать дорогу. Далее пески становились более мощными, и пробиться по старому караванному пути, по-видимому, не было никакой возможности. Надо было искать обход. Я до самого позднего вечера обследовал окрестности, пока не обнаружил в русле слева тропу. К этому же времени закончился ремонт "Дракона".

Утром мы спустились в русло и поехали по нему, надеясь где-нибудь пробиться через пески, но чем дальше мы ехали, тем становилось труднее. Берега русла были обрывисты, и выход из него едва ли был возможен. Кроме того, дно русла было очень мягкое и сырое, так что машины начали непрерывно вязнуть, рискуя провалиться в какую-нибудь трясину. До сих пор нам еще не встречалось место, производившее столь гнетущее впечатление: высокие мрачные берега русла были заметены песком, кругом царило полное безмолвие. Будто мы въезжали в какое-то сказочное темное царство, где живет Змей Горыныч. День был пасмурный, и оттого в русле казалось еще темнее. Русло было словно чудовище, которое разинуло пасть и готовилось поглотить смельчаков, дерзнувших ступить туда, куда давно не ступала нога человека.

Мучительно было сознавать полную беспомощность перед песками. Но как можно их преодолеть? Ясно было только одно: в 25-30 километрах - Эргиль-Обо, куда мы должны пробиться любой ценой.

Бугристые пески, поросшие мелким кустарником (тамариском)
Бугристые пески, поросшие мелким кустарником (тамариском)

Волей-неволей пришлось повернуть из русла назад. Попытка объехать пески справа также ни к чему не привела. Тогда предприняли дальний северный обход. Мы вернулись к Хоничин-Хуралу и, проехав еще несколько на север, снова повернули на восток, неожиданно попав в Айл-Баян-Сомон, недавно созданный и потому еще не нанесенный на карту. Жители отказывались быть нашими проводниками. То ли они знали, что машины здесь не смогут пройти, то ли не хотели указать нам путь, боясь беспокоить кости "драконов".

Из Айл-Баян-Сомона отряд рассчитывал пробраться далее на восток до Хубсугул-Сомона, откуда в направлении Эргиль-Обо имелся через пески надежный автомобильный накат. Но километрах в 10 от сомона мы вынуждены были остановиться, так как впереди были громадные озера - лужи, образовавшиеся после дождей и затопившие все низкие участки на протяжении нескольких сотен квадратных километров. Сливаясь, они превращались в море, которое, казалось, не имело границ.

Мы, по-видимому, попали в ловушку, из которой не было никакого выхода: к северу - вода, к югу - пески; и то и другое непроходимо. Наши грустные размышления были прерваны сильным ливнем, который только увеличил количество воды в озерах. Без всякого определенного решения мы повернули назад, чувствуя, что положение становится критическим. А ведь необходимо было сохранять полное спокойствие духа и упорно искать выход. От правильности решения зависела судьба отряда. Силы же наши постепенно таяли: горючего оставалось совсем мало.

Немного не доезжая Хоничин-Хурала, мы с Прониным обнаружили, что "Дракон", шедший сзади, куда-то исчез. Мы прождали его с полчаса, пока не стемнело окончательно, но не было слышно мотора, не было видно фар. Пришлось ехать образно на розыски "Дракона", которого вскоре и обнаружили, но в какой странной позе! - он, подобно какому-то неуклюжему гигантскому зверю, сидел, именно сидел, зарывшись задними колесами в русло, насколько позволял кузов. Пришлось немало повозиться, прежде чем с помощью "Дзерена" и всех людей нам удалось его вытянуть.

Утром, обсудив наше неприятное положение, мы решили попытаться пробиться через пески еще раз, воспользовавшись ливнем, который должен был уплотнить пески. Едва мы начали свое путешествие, как я почувствовал, что "Дзерен", на котором я ехал, куда-то плавно погружается. Это произошло в том же русле, где провалился вчера "Дракон". Теперь точно в такой же позе сидел "Дзерен". Безбородов же благоразумно переехал русло повыше. Снова пришлось потратить не менее часа, чтобы вызволить "Дзерена". Оказывается, водоносный горизонт был совсем близко от поверхности, и после сильного дождя он представлял собой подобие плывуна, хотя дно русла сверху было покрыто твердой коркой.

Выбравшись из злополучного русла, мы заметили одинокую юрту и направились к ней в надежде, что, может быть, удастся уговорить ее хозяина быть проводником, и не ошиблись: за щедрое вознаграждение хозяин юрты, превосходно знавший местность, взялся провести нас к Эргиль-Обо.

Проехав мимо Айл-Баян-Сомона, машины взяли курс на северо-запад, в направлении Улцзэйту-Хурала. Путь проходил по пескам, поросшим мелким саксаулом. После вчерашнего ливня машины шли легко на второй скорости, а местами даже на третьей. Пески сменились ровным, довольно твердым плато, по которому мы быстро добрались до Улцзэйту-Хурала.

Монастырь Улцзэйту-Хурал расположен у северного подножия невысокой гряды, - за которой было Эргиль-Обо. Сам монастырь, сравнительно небольшой, стоит на левом берегу сухого русла, вероятно, некогда наполненного речной водой, а теперь дождевой. По-видимому, когда-то здесь был оазис, от которого сохранилась и доныне целая роща хайлясов. На берегу русла находился превосходный колодец, защищенный от песка и пыли будкой, внутри которой имелось механическое приспособление для черпания воды. В самом монастыре обитателей не оказалось, но чувствовалось, что здесь кто-то живет, так как развалин было мало, а во внутренних дворах подметено. На многих дверях монастырских построек висели замки.

От монастыря на юго-восток, т. е. в направлении Эргиль-Обо, шла старинная караванная тропа. Эргиль-Обо, таким образом, было узловым пунктом, где сливались две караванные тропы - одна с запада, по которой мы пытались пробиться сначала, а другая - с севера, по которой ехали теперь. Машины сильно вязли в глинистой почве, пока неожиданно "Дзерен" не остановился вовсе. Василий Иванович объявил: "бензин бахкуй", т. е. бензина нет. Наш проводник не на шутку перепугался от такого сообщения, но я поспешил его успокоить, объяснив, что бензина нет в баке, но он есть в бочке на машине. Однако проводник успокоился и повеселел лишь тогда, когда машина заправилась и мотор заработал.

Глины сменились глубокими песками, и нам пришлось бросить тропу, которая, кстати, тут же терялась в песках, и взять влево - в объезд. С подъемом вверх пески становились глубже и мягче, но машины все еще шли на второй скорости. Так проехали мы еще несколько километров, пока не началась полоса, шириной около километра, настоящих барханов, но небольших. Страшно подумать только, чтобы тяжело нагруженные трехтонные машины смогли бы преодолеть, да еще в подъем, барханы. Нужно сказать, что в тот момент мы сами не верили себе, что машины пройдут, хотя участок был и небольшой.

Лицо проводника тоже стало напряженным, чувствовалось, что он волнуется, хотя, как всякий восточный человек, и умел скрывать свое волнение лучше нас. Теперь решалось: "быть или не быть!" Любой ценой нам надо было преодолеть эти пески, ибо назад пути уже не было: бензина оставалось совсем немного. И машины, включив первую скорость, под яростный рев моторов медленно поползли на перевал. Напряжение достигло крайнего предела: хотелось подтолкнуть машины, чтобы их не засосали эти страшные пески. Но пески, обильно смоченные водой, были теперь смирные и, как в сказке: "расступились и пропустили нас", о чем невозможно было даже мечтать в сухую погоду. Барханы сменились обычными, мягкими в сухую погоду, песками, которые мы преодолели довольно легко - через километр пути машины коснулись колесами перевальной площадки, на которой стояло обо. Эргиль-Обо было перед нами как на ладони - к нему оставалось только спуститься. Многократное "ура" возвестило о нашей победе.

Здесь проводник, которого мы горячо поблагодарили, распрощался с нами и, взвалив захваченное седло на плечи, отправился обратно в монастырь, рассчитывая там у своих знакомых взять лошадь. Мы же, немного постояв на перевале, начали спуск к Эргиль-Обо, до которого оставалось теперь по прямой не более 15 километров. Солнце начало садиться, и мы заторопились в надежде сегодня же добраться до обрыва.

С этой стороны перевальчика также шла полоса барханных песков, но машины преодолели ее легко, так как катились вниз. Километров через пять мы уже спустились на равнину, идущую к подножию Эргиль-Обо. Однако дно котловины настолько раскисло, что машины начали поминутно "садиться". Тем временем стемнело. Волей-неволей пришлось остановиться на ночлег.

С утра, это было 27 августа, все вокруг окутал необыкновенно плотный туман, скрыв от нас и Эргиль-Обо. Будто все злые силы объединились, чтобы не дать нам добраться до Эргиль-Обо. Но вот часам к 10 утра туман начал понемногу рассеиваться, а вместе с тем и вырисовываться обрыв. Он имел какой-то зловещий вид в серой дымке, сквозь которую тщетно пытались пробиться красноватые лучи солнца, неведомо где затерявшегося. Обрыв казался черным базальтовым плато, занесенным до самого верху песками. К западу он тянулся насколько хватал глаз, а на восточном краю виднелось знакомое обо. Но теперь даже как-то не хотелось подъезжать к обрыву - такому угрюмому и неуютному. Весной, когда мы здесь были, при ярком солнечном свете Эргиль-Обо казалось нам приятным, живописным местом. Теперь, в пасмурную погоду, веселые краски потускнели, и Эргиль-Обо стало таким неприглядным, что, вероятно, проезжая мимо и не зная, что здесь много костей, мы бы даже не подъехали сюда, приняв осадочные породы за магматические.

Машины не смогли ехать прямо, так как впереди были лужи, и нам пришлось "семь верст киселя хлебать", взяв влево и непрерывно меся раскисшие глины. Машины с трудом ползли на первой скорости, "садясь" через каждые 100 метров. 10 километров такого пути нам хватило до второй половины дня, пока, наконец, не выбрались на более песчанистую твердую почву. Через несколько минут мы уже добрались до того места, где весной стоял наш лагерь. Никаких следов его не осталось. Ветер занес песком и развеял обрывки бумаги, тряпок и прочий хлам, который обычно остается, когда снимают лагерь.

Итак, закончился маршрут вдоль Великой Гоби - тысяча километров бездорожного пути по незнакомой местности, без точных карт и почти без проводников. В баках машин осталось 100 литров бензина.

На следующий день мы заложили раскопку в том же месте, где и весной, но костей оказалось мало. Попадались отдельные челюсти, кости конечностей, но целых черепов и скоплений костей не было. Очевидно, весной мы напали на "костное гнездо", которое тогда же в основном и исчерпали.

Погода после нашего приезда установилась ветреная. Это мешало работе, особенно когда ветер дул в раскопку, поднимая из отвала тучи песка и пыли. Мы обнаружили поблизости два колодца с прекрасной питьевой водой. До одного из них оказалось всего 3 километра. Это было очень важно для нас, так как запасы бензина были на исходе.

Пока Эглон руководил раскопками, мы с Новожиловым совершили на машине две поездки в западную часть Эргиль-Обо, за 30-35 километров от лагеря. Костей здесь было еще меньше, чем в восточной части Эргиль-Обо, так как костеносный горизонт, имевший форму линзы, в этом месте выклинивался, но зато здесь оказался хорошо развитым верхний конгломератовый слой, в котором Пронину удалось обнаружить два полных панциря гигантских сухопутных черепах (В 1956 году автору довелось побывать на новом местонахождении- Эргиль-Дзо (к западу от Эргиль-Обо), открытом монгольским геологом Цэбэком. Здесь оказалось два горизонта с эмболотериями. Череп одного из них был выкопан и находится в Улан-Баторском музее).

В одну из наших поездок - это было 1 сентября - ночью началась сильная буря. Машину, в которой мы ночевали, так качало ветром, что нам казалось, вот-вот опрокинет ее. К утру буря немного улеглась, но уже в середине дня разыгралась снова, заставив нас прекратить работу и возвратиться в лагерь, где также бушевала песчаная пурга, и Эглон вынужден был отменить раскопки. Начиналась осень, а с ней и песчаные бури, не уступающие по своей силе весенним.

Спинной щит с тазом (слева) крупной сухопутной черепахи олигоцена
Спинной щит с тазом (слева) крупной сухопутной черепахи олигоцена

5 сентября мы закончили раскопку, вынув примерно около 20 кубометров породы. Углубляться далее в стенку обрыва мы уже не имели возможности, так как потребовалось бы снять огромное количество породы, что технически нам было не под силу. Сборы наши против весенних выглядели бедно, и даже становилось несколько обидно, что из-за них пришлось претерпеть столько трудностей.

Наибольший интерес представляли панцири черепах из западной части Эргиль-Обо (Польский палеонтолог М. Млынарский отнес их к роду геохелоне) - типа современных слоновых черепах, жителей тропической области.

Теперь мы с нетерпением ждали приезда Ефремова, так как ничего не могли предпринять из-за отсутствия бензина. 7 сентября было объявлено выходным днем, который каждый мог использовать по своему усмотрению. Обычно в такие выходные дни, которые в экспедиции были редки, больше по необходимости, народ занимался стиркой, починкой, мытьем и другими делами. Однако выходной день так никто и не успел использовать, потому что рано утром, когда все еще спали (по случаю выходного дня), неожиданно появился Ефремов, приехавший с Вылежаниным на "Волке". Оказывается, они ночевали в 7 километрах от нашего лагеря, будучи не в состоянии добраться до нас из-за полной темноты. Иван Антонович рассказал нам "столичные" новости, а мы ему - свои. Тут же приняли решение об окончании полевого сезона в этому году. По пути в Улан-Батор мы наметили взять ствол большого мелового дерева, обнаруженного экспедицией 1946 года в районе Сайн-Шанды. Эглон дал команду о свертывании лагеря и завершении полевого сезона. Это сообщение было встречено рабочими с большим удовольствием, чем объявление выходного дня, так как каждому после долгой экспедиции хотелось увидеться поскорее со своими родными и знакомыми.

Рано утром 8 сентября привычно загудели моторы, и мы взяли курс на Улан-Батор. Как нарочно, холодная ветреная погода сменилась теплой и тихой. Солнышко, как бы прощаясь с нами, ласкало нас теплыми мягкими осенними лучами. И нам вдруг жалко стало уезжать из Гоби! Ведь, когда возвращаешься из экспедиции, нельзя быть уверенным, что и на будущий год обстоятельства будут благоприятными, чтобы приехать сюда снова. Поэтому прощание с местом полевых работ вызывает такую же грусть, как прощание с близкими людьми, когда уезжаешь в далекий путь. Эти места становятся как бы родными: здесь исхожено по нескольку раз вдоль и поперек, здесь знаешь почти каждый камень, с этим местом связаны воспоминания об успехах в работе и о трудностях, стоявших на пути.

Машины шли по знакомому пути и не по бездорожной местности, а по хорошему автомобильному накату. На ночлег остановились неподалеку от Сайн-Шанды, с тем чтобы взять здесь ствол окаменелого дерева.

Это была последняя в этом году ночевка в поле, и она не обошлась без приключения. Иван Антонович, со свойственной ему шутливостью, не смог удержаться от поучений о том, как надо обращаться с койкой, чтобы она могла прослужить целое лето. Едва он произнес речь, как мы услышали подозрительный треск и следом отчаянную брань в адрес как койки, так и начальника Центр-академснаба. Вероятно, в возбуждении от собственного красноречия наш оратор, весивший немногим более 100 килограммов, повернулся на койке резче, чем это предписывалось нормативами, но, как бы там ни было, только полотно койки треснуло вдоль, и бедный оракул провалился сквозь койку вместе со спальным мешком. Это вызвало оживление - послышались шутки и смех. Пострадавшему же надо было выбираться из спального мешка на холодный воздух и устраивать себе постель. Таковая и была вскоре сооружена из пожертвованных кошм и брезента.

С утра мы занялись погрузкой окаменелых кусков ствола мелового дерева. Каждый из них весил сотни килограммов, и нам пришлось порядочно повозиться, прежде чем все семь кусков оказались в машинах. Здесь же мы обнаружили огромное количество халцедоновых орудий первобытного человека неолитического времени. Как выяснилось впоследствии, среди собранных орудий оказался обломок каменного топора, впервые найденного в Монголии. Целый топор был найден на следующий год в Южной Гоби профессором А. П. Окладниковым, посетившим наши местонахождения каменных орудий. В тот же день мы добрались до Чойрена, а 10 сентября прибыли в Улан-Батор, закончив тем самым полевой сезон 1948 года, продолжавшийся около 6 месяцев. В октябре мы вернулись в Москву. Вскоре прибыли и наши коллекции, которые весили 70 тонн. Таких сборов и за такой срок еще не делала ни одна палеонтологическая экспедиция!

предыдущая главасодержаниеследующая глава









© PaleontologyLib.ru 2001-2019
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://paleontologylib.ru/ 'Палеонтология - книги и статьи'

Рейтинг@Mail.ru Rambler s Top100

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь