Глава вторая. Гражданин мира [1979 Придо Т.

Скелет этого кроманьонца пролежал 23 тысячи лет в той позе, какая была придана трупу, когда его опустили в посыпанную охрой могилу на Сунгире, в 200 километрах к востоку от Москвы. Покойника похоронили торжественно, в одежде, расшитой бусами, с браслетами и головным обручем из резного бивня мамонта и зубов песца, в месте, по-видимому, специально отведенном для погребений, из чего как будто следует, что сунгирские охотники-собиратели хотя бы часть года жили оседло и у них поэтому выработались сложные обрядовые церемонии

Когда были найдены первые кроманьонские скелеты, никто даже не догадывался, каким большим окажется число этих первых современных людей и сколького они достигли, распространяясь по всему миру и учась вести полноценное существование в любой из его областей. Тем не менее находки эти произвели сенсацию, так как, казалось, давали ответ на некоторые злокозненные вопросы о происхождении человека.

Кроманьонцы, несомненно, были предками современного человека. И столь же несомненно они жили так давно, что пользовались каменными орудиями и убивали животных, исчезнувших с лица планеты в доисторические времена. И все же они не выглядели настолько древними и настолько непохожими на современных людей, чтобы служить опровержением библейского рассказа о происхождении человека.

Французские специалисты с шовинистическим жаром утверждали, что кроманьонец возник именно там, где были впервые обнаружены его останки, - во Франции, и чуть ли не договаривались до того, что земной рай находился как раз в долине Везера. Другие полагали, что местом его рождения - в полном согласии с легендами - был Ближний Восток, откуда он переселился на запад. Один антрополог, поклонник Востока, объясняя возвышение человека от пещерной грубости до викторианского совершенства, утверждал, что именно на Ближнем Востоке люди, пройдя три ступени Дикости (Нижнюю, Среднюю и Верхнюю), прошли затем три ступени Варварства (Нижнюю, Среднюю и Верхнюю) и достигли просвещенной ступени Цивилизации.

Даже сторонники новых идей эволюции, подобно своим более консервативным коллегам, строили гипотезы о том, где возник кроманьонский человек, но уклонялись от того, чтобы конкретно объяснить, как он мог развиваться из своих предшественников. Пока еще не было найдено никаких материальных свидетельств, прямо связывающих его с более древними "обезьянолюдьми" или "человекообезьянами", остатки которых начинали находить в Европе. Эти существа (неандертальцы) обладали многими человеческими чертами, но их черепа, и особенно лицевой отдел, придавали им в глазах многих археологов середины XIX века роковое сходство с обезьянами. Их считали очень дальними родственниками, эволюционным тупиком, находящимся в стороне от прямой линии происхождения человека. Подавляющему большинству специалистов того времени представлялось немыслимым, чтобы кто-то из них мог развиться в современного человека.

Таким образом, хотя некоторые загадки и были словно бы разгаданы, тайна, окутывавшая происхождение человека, все еще оставалась тайной. Современный человек бесспорно мог быть потомком кроманьонца. Но в таком случае от кого произошел кроманьонец? Первые намеки на ответ появились в 1931 году, когда в пещере Схул на горе Кармель (Палестина) неподалеку от города Хайфа были найдены необычные окаменелости. В них сочетались некоторые древние черты неандертальца, исчезнувшего около 35- 40 тысяч лет назад, с более современными чертами кроманьонца, появившегося примерно в тот же период. По-видимому, эти окаменелости принадлежали либо помеси неандертальца с кроманьонцем, либо людям, которых застигли на месте преступления, когда они карабкались со ступени на ступень эволюционной лестницы.

Выводы, на которые наводят находки в Схуле, были приняты большинством ученых только в шестидесятых годах. Но теперь господствует мнение, что около 40 тысяч лет назад неандертальцы во многих областях мира развились в различные родственные кроманьонскому типы современного человека - Homo sapiens sapiens. Как ни странно, единственным местом, где не удалось обнаружить переходных окаменелостей, оказался юго-запад Франции, приют кроманьонца в точном смысле слова. Эти люди как будто совершенно не походили на обитавших поблизости неандертальцев, и было высказано предположение, что они переселились во Францию откуда-то еще и вытеснили более примитивных местных обитателей.

Но откуда они пришли? Вполне возможно, что с Ближнего Востока, и не исключено даже, что из тех мест, где были найдены схулские окаменелости. Однако точно этого никто не знает. Правда, теперь уже можно набросать общую схему происхождения человека. Сегодня, примерно через 1,3 миллиона лет после появления на Земле первого человека, его эволюция прослеживается от последнего из его дочеловеческих предшественников - австралопитека - до первого человека Homo erectus (человека прямоходящего), а от него к Homo sapiens (человеку разумному), виду, который включает неандертальца, кроманьонца и нас с вами.

После открытия кроманьонского человека его окаменелости начали обнаруживаться по всему миру - в Венгрии, Советском Союзе, на Ближнем Востоке и в Северной Африке, а также в Южной Африке, Китае, Юго-Восточной Азии и даже в Австралии и Северной Америке. Разумеется, далеко не все скелеты полны, а от некоторых сохранились лишь фрагменты, но повсюду они, если воспользоваться термином специалистов, имеют анатомически современный характер. Во-первых, их кости обычно легче костей их предшественников. Во-вторых, кроманьонский череп во всем похож на черепа современных людей: четко выраженный подбородочный выступ, высокий лоб, мелкие зубы, объем мозговой полости, соответствующий современному, а кроме того, ему - впервые! - свойственны физические особенности, необходимые для формирования сложной и четкой речи.

По мнению лингвиста Филипа Либермена (Коннектикутский университет) и анатома Эдмунда С. Крелина (Йельский университет), глубоко изучивших эту проблему, расположение полостей носа и рта у кроманьонца, удлиненная глотка (отдел горла, помещающийся непосредственно над голосовыми связками) и гибкость языка давали ему возможность оформлять и издавать четкие звуки, гораздо более разнообразные, чем те, которые были доступны ранним людям, и несравненно быстрее. Однако за дар речи современному человеку пришлось заплатить дорогую цену - из всех живых существ только он один может задохнуться, подавившись пищей, так как его удлинившаяся глотка служит и преддверием пищевода.

Хотя кроманьонцы, где бы они ни жили, обладали анатомически современным телом, внешность их отнюдь не была одинаковой. Кости, найденные на территории Советского Союза, отличаются от костей, найденных во Франции, Африке или Китае; возможно, даже кроманьонцы, обитавшие в пределах одной области, не походили друг на друга. Некоторые антропологи полагают, что разнообразием внешних признаков кроманьонец мог и превосходить своих современных потомков: меньшая подвижность его популяций препятствовала выравниванию различий, и группы имели тенденцию сохранять свои особые черты. Такое разнообразие людей кроманьонской эпохи вначале запутало ученых. Хотя кости не дают возможности установить цвет кожи или форму волос, соблазн одеть кости плотью был слишком велик - и породил немало странных идей.

Чуть ли не до середины XX века многие специалисты верили, будто непосредственные предки современных негров и эскимосов жили бок о бок на юге Европы. Гримальдийские окаменелости, найденные в пещере на итальянской Ривьере, были определены как "негроидные" на основании того, что их верхние и нижние челюсти выдавались вперед, как у некоторых современных негров, однако позднее выяснилось, что челюсти эти просто деформировались в земле. Единственный "эскимос", найденный во Франции вблизи Шанселада, был сочтен эскимосом только из-за широких скул и тяжелой нижней челюсти. Но в тридцатых годах антропологи уже убедились, что эти черты типичны и для многих других народностей. К тому же человек, реконструировавший шанселадский скелет, по-видимому, расположил кости носа точно наоборот.

Однако, пока эта ошибка не была обнаружена, существовало убеждение, будто современные эскимосы возникли на юге Франции и следовали за отступающими ледниками на северо-восток через Европу в Сибирь, а затем через Берингов пролив в арктические области Северной Америки - поистине рекордное переселение и по расстоянию, и по времени!

Хотя итальянские негры и французские эскимосы оказались ошибкой, кроманьонцы тем не менее в разных местах выглядели по-разному. Как и у современных людей, в отдельных географических зонах сложились свои физические типы, которые могли даже различаться от места к месту внутри одной области. Некоторые различия объяснялись характером окружающей среды - климатом, пищевыми ресурсами и т. д. Такие физические признаки, как высокий и низкий рост, темная и светлая кожа, прямые и курчавые волосы, складывались на протяжении тысячелетий, когда человеческий организм приспосабливался к жаре или холоду и к определенному количеству солнечного света. Тело коренастых, плотно сложенных эскимосов, например, лучше сохраняет тепло, чем тело высоких худощавых африканских негров, у которых площадь кожи, охлаждаемой соприкосновением с воздухом, заметно больше. Точно так же длинные прямые волосы и густые бороды, по мнению антрополога Бернарда Кэмпбелла (Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе), возможно, помогали сохранять тепло в холодном климате, а курчавые волосы были приспособлением, защищающим голову от тропического солнца, - ведь такие волосы характерны для генетически неродственных народностей в Африке и на островах Южной части Тихого океана.

Однако к эпохе кроманьонцев многие физические изменения, вызванные воздействием среды, уже в основном завершились, и различия физических типов среди кроманьонцев, меняющиеся от одной местности к другой, по-видимому, более связаны с демографией, чем с географией, - с огромным увеличением численности людей и разделением больших популяций на множество изолированных групп. Общее увеличение численности увеличило "генофонд" (совокупность генетического материала, находящегося в распоряжении всего вида) и одновременно изоляция групп разделила генофонд между мелкими замкнутыми популяциями, что в некоторых случаях тормозило "поток генов" - обмен наследственными признаками между разными группами.

Когда вся популяция вида относительно невелика, генетический материал также относительно однообразен и число разных физических типов невелико. Но с увеличением популяции она начинает давать все больше вариантов просто потому, что возросшая численность открывает более широкие возможности для появления мутаций, то есть определенных генетических отклонений. Если поток генов заторможен, отклонения специализируются, приспосабливаются к местным условиям. Специализация возникает, разумеется, благодаря естественному отбору - тенденции некоторых признаков становиться доминантными или рецессивными в зависимости от того, насколько они способствуют выживанию в данных условиях. В этом процессе на специализацию часто влияет то, что антропологи называют "эффектом основателя". Никакая вновь возникающая популяция не несет в себе всего генетического материала родительской группы, а сохраняет лишь часть его, и потому наследственные черты развиваются чуть-чуть в ином направлении, чем у родительской группы. Через некоторое число поколений члены отделившейся группы могут в значительной степени или полностью утратить сходство со своими дальними предками.

Постоянно действует и обратный процесс. Отдельные группы объединяются или - что бывает чаще - группа принимает брачных партнеров со стороны. В обоих случаях поток генов усиливается и популяция принимает новые признаки. Благодаря этому постоянному движению генетического материала кроманьонский человек постепенно развил все то разнообразие физических признаков, которое наблюдается у современного человека.

Одновременно с таким биологическим развитием кроманьонского человека шло и его культурное развитие, которое проследить гораздо легче. Изменения в культуре происходят быстрее биологических и оставляют неизмеримо больше разнообразных следов. Стоянки и материальные свидетельства будничной жизни могут сказать очень много о том, насколько эффективно люди использовали свои физические возможности и свой интеллект на данной стадии развития.

Мир в кроманьонские времена

На этой карте показано, как кроманьонский человек расселился по всем континентам и всем климатическим зонам от тропической Африки до арктической Аляски. На ней показаны места крупнейших раскопок, некоторые географические области, упомянутые в книге, а также другие места, где были найдены скелетные остатки или предметы быта кроманьонцев.

Кроманьонцы расселились так широко, в частности, из-за наступления и отступания ледников, которые показаны в момент максимального их распространения 18 тысяч лет назад (темный цвет). В тот период уровень Мирового океана понизился и образовались перешейки вроде Берингии на севере, а также сузились такие естественные препятствия на путях человеческих расселений, как Тиморское море, разделяющее Австралию и Юго-Восточную Азию. Для наглядного сопоставления площади суши в период максимального оледенения в кроманьонские времена с современной ее площадью на карту нанесены контуры континентов и островов, какими они стали теперь.

Например, когда появился кроманьонец, человек уже прочно утвердился в различных областях мира. Он расселился из щедрых тропиков и приспособился к более суровым требованиям климата умеренной зоны. Из Африки и Юго-Восточной Азии он распространился на север, в Европу и Китай, но в мире оставалось еще немало мест, куда не ступала его нога, - Сибирь, Арктика, Австралийский континент, Новый Свет во всей протяженности. Кроманьонец поселился и там. Благодаря своему умению приспосабливаться к различным условиям (хотя некоторую роль тут сыграли и изменения климата) он утвердился на Земле повсюду, где только может обитать человек.

Кроманьонец жил в конце ледникового периода, а точнее - в конце Вюрмского оледенения. Потепления и похолодания сменяли друг друга довольно часто (разумеется, в масштабах геологического времени), и ледники то отступали, то наступали. Если бы в то время поверхность Земли можно было наблюдать с космического корабля, она напоминала бы разноцветную поверхность колоссального мыльного пузыря. Прокрутите этот период так, чтобы тысячелетия укладывались в минуты, и серебристо-белые ледяные поля поползут вперед, точно пролитая ртуть, но их тут же отбросит назад развертывающийся ковер зеленой растительности. Береговые линии заколеблются, точно вымпелы на ветру, оттого, что синева океана будет то расширяться, то сужаться. Острова будут вставать из этой синевы и снова исчезать в ней, словно камни, по которым переходят ручей, и ее перегородят естественные дамбы и плотины, образуя новые пути для переселения человека. По одному из этих древних путей кроманьонец отправился из нынешнего Китая на север, в холодные просторы Сибири. А оттуда он, вероятно, прошел посуху через Берингию (где теперь Берингово море) в Северную Америку.

Однако до Австралии он добрался, по-видимому, не благодаря климатическим изменениям. Хотя огромные ледяные шапки последнего оледенения связали такое количество воды, что уровень океанов и морей понизился на 120 метров и материки получили значительные дополнительные пространства суши, между Австралией и Юго-Восточной Азией перешейка все-таки не образовалось. Вода отступила от относительно мелкого Зондского шельфа, Калимантан, Ява и Суматра слились в один большой остров, а между ними и материком появилось множество мелких островов, так и манивших перебраться с одного на другой. Но между Австралией и азиатским континентальным шельфом оставались восьмикилометровые глубины Яванского желоба - без малого сто километров открытого моря. Как могли люди, жившие в кроманьонские времена, перебраться через такую водную преграду?

Прежде считалось, что нога человека впервые ступила на этот крупный остров-континент примерно 8-10 тысяч лет назад, когда предки нынешних аборигенов переселились туда на лодках, предположительно из Юго-Восточной Азии. В то время, по-видимому, уже существовали лодки, пригодные для морских плаваний. Затем в тридцатых годах ряд находок заставил предположить, что человек попал в Австралию гораздо раньше, а в 1968 году археологи, работавшие близ озера Мунго, в Новом Южном Уэльсе, обнаружили скелет женщины, жившей 27 тысяч лет назад, а также различные предметы, датируемые тридцатым тысячелетием до нашей эры, то есть временем много более давним, чем первые археологические указания на существование лодок. Тем не менее эта одинокая дама анатомически была бесспорно современной, истинной Homo sapiens.

Очевидно, люди, жившие более тридцати тысяч лет назад в Юго-Восточной Азии, уже тогда изобрели какой-то тип судна. Был ли это простенький плот из связок бамбука или тростника, предназначенный для прибрежной ловли рыбы? Или примитивное подобие выдолбленной пироги, которой пользуются современные меланезийцы? Еще более загадочен вопрос о том, каким образом это суденышко со своими пассажирами попало в Австралию. Занесло ли их туда капризное течение или, согласно одной крайне смелой гипотезе, гигантская волна, вроде той, которая прокатилась от острова Кракатау во время вулканического извержения в конце XIX века? Или они отправились в Австралию сознательно? А если так, то что побудило их к этому?

Не следует думать, будто кроманьонского человека отличала любовь к путешествиям ради самих путешествий - географические исследования не входили в число его главных культурных достижений. Как все прежние охотники-собиратели, он переселялся из одного места в другое только в поисках пищи, хотя средства, которыми он располагал, - его орудия, охотничьи приемы, социальная организация, типы жилища - далеко превосходили то, чего удалось достигнуть его предшественникам. Его рацион включал все виды пищи, какие дает природа, и он добывал ее с несравненной сноровкой. Кроманьонец, как никто, умел жить только дарами природы и жить припеваючи - в этом отношении с ним не могут сравниться не только его предшественники, но и преемники. Когда первые люди научились охотиться, они получили с мясной пищей новый источник энергии, недоступный их вегетарианским праотцам. Содержащиеся в мясе питательные вещества в конечном счете являются продуктом переработки растительной пищи, в том числе такой, которую человек есть не мог. Добывая кочующих травоядных - а иногда и плотоядных, охотничья территория которых выходила за пределы его собственной, - он начал получать энергию пищевых ресурсов более широкого диапазона, так как эти животные находили свой корм там, где он сам не бывал. Когда же расселение привело его в зону умеренного климата, где травоядные иногда кочуют между зимними и летними пастбищами, человек начал получать энергию из источников, находящихся в отдалении, а иногда и совершенно иных, чем те, которыми он располагал непосредственно в месте своего обитания. Неандерталец, добывая оленей в Дордони, извлекал пользу из северных пастбищ и прибрежных равнин, где часть года паслись эти олени, но куда он сам если и попадал, то крайне редко. Ученые называют такое "дистанционное" получение пищи "существованием за счет даровых ресурсов". Из всех способов приспособления живых организмов для получения питания из окружающей среды этот способ - если не считать прямого подчинения ее себе - наиболее эффективен. Только с развитием земледелия человек получает возможность использовать природу еще полнее.

Загадочные знаки, выцарапанные на стенах австралийской пещеры Куналда 20 тысяч лет назад, считаются свидетельством обрядов, совершавшихся древними австралийскими поселенцами, когда они выламывали в пещере кремни для изготовления орудий. Большая часть знаков была сделана пальцами в мягком песчанике

Загадочные знаки, выцарапанные на стенах австралийской пещеры Куналда 20 тысяч лет назад, считаются свидетельством обрядов, совершавшихся древними австралийскими поселенцами, когда они выламывали в пещере кремни для изготовления орудий. Знаки выцарапывались в более твердой породе с помощью каменных осколков

Ко времени появления кроманьонцев люди уже использовали даровые ресурсы мигрирующих животных в дополнение к растительной пище. Кроманьонец проделывал то же с несравненно большим успехом. Благодаря более острому интеллекту и более совершенному оружию он добывал животных в таких количествах, что мог уже выжить в Арктике, где растительная пища настолько скудна, что человек пользуется почти одними даровыми ресурсами. По всей Сибири, от Енисея на западе до Камчатки на востоке, советские археологи ведут раскопки и более чем в десяти местах уже отыскали доказательства того, что человек обитает здесь не менее 30 тысяч лет. Тогда сибирские зимы были длиннее и холоднее, чем сейчас, а на месте нынешней тайги простирались степи, где не было почти никакой защиты от свирепых ветров. В метре под поверхностью почвы начинался слой вечной мерзлоты, препятствовавшей развитию растений с мощной корневой системой. Однако сочным травам и низкорослым кустарникам вполне хватало и этой почвы, и стадные животные прекрасно чувствовали себя на этих пастбищах.

Собственно говоря, Сибирь была охотничьим раем, и кроманьонский человек благоденствовал там, несмотря на холодный климат. Мусорные кучи возле его стоянок - это подлинные коллекции костей северного оленя, диких лошадей, антилоп, мамонтов и зубров, а порой он, по-видимому, справлялся с медведями и львами. Немало там костей песцов и волков, но хотя их мясо, возможно, использовалось в пищу, добывались они скорее всего ради пушистых шкур, из которых сибирские кроманьонцы шили себе одежду. И наконец, некоторые мусорные кучи содержат свидетельство того, что эти кроманьонцы, как и другие, начинали использовать и совершенно новые источники пищи - птиц и рыб.

Вырезанная из бивня мамонта, эта стилизованная фигурка, изображающая какую-то водоплавающую птицу в полете, указывает на живой интерес древних сибирских охотников к перелетным птицам и млекопитающим - главным источникам их пищевых запасов. Все найденные в Сибири многочисленные фигурки птиц имеют уплощенные туловища, вытянутые шеи и короткие крылья

Рыболовство у этих сибирских групп было, вероятно, только летним занятием, так как зимой реки покрывались метровым слоем льда. Из птиц они в основном добывали куропаток, которые обитают на земле, летают медленно, а потому представляют собой относительно легкую добычу. Однако некоторые антропологи полагают, что они охотились и на водоплавающих птиц. Возможно, они умело сбивали их на лету метательными снарядами, а возможно, ловили в силки вроде тех, какими и теперь пользуются нетсиликские эскимосы на севере Гудзонова залива. Это - хитроумное приспособление из тонких сыромятных ремней с приманкой из кусочков рыбы. Когда птица опускается на приманку, камень, удерживающий ремни, смещается, и они опутывают ноги неосторожной птицы, после чего ее уже нетрудно схватить и убить.

В таком суровом краю, где зимы были долгими и жестокими, существование сибирских кроманьонцев в отличие от вольготной жизни их тропических современников должно было опираться на тщательные расчеты и планы. В разгар морозов они укрывались в теплых крытых шкурами жилищах с каменными основаниями, вкопанными в землю на целых три четверти метра. В почти столь же суровых условиях тогдашней Украины примерно такие же жилища строились настолько большими, что свободно вмещали от 15 до 20 человек. В ледниках за каменными фундаментами хранились запасы мяса, рассчитанные на много дней. Частично оно было заморожено, а частично провялено на солнце или прокопчено в дыму очага. В уютном свете нескольких открытых очагов эти люди коротали темное зимнее время, вырезая орудия и украшения из кости, обмениваясь охотничьими историями, наставляя детей. А когда кто-нибудь из членов их группы умирал, его хоронили с любовью и заботливостью. На раскопках в Мальте у южной оконечности Байкала археологи обнаружили могилу со скелетом четырехлетней девочки, украшенной "диадемой" из бивня мамонта, таким же браслетом и ожерельем из 120 бусин. Рядом лежали другие предметы, сделанные из кости, - погребальные дары девочке от тех, кому она была дорога.

Пока эти самые северные предки современного человека учились преодолевать трудности холодного климата, другие кроманьонцы, жившие более чем на полпути от них к Южному полюсу, в сравнительно мягких климатических условиях, приспосабливались к радикальному изменению окружающей среды. Южноафриканская пещера Нельсон-бей находится примерно в пятистах километрах к востоку от Кейптауна, на берегу Индийского океана. Она расположена на шестидесятиметровом, сложенном из песчаника обрыве, метрах в двадцати над современным пляжем, и в кроманьонские времена в ней постоянно жили сменявшие друг друга группы, причем первая группа обосновалась там 18 тысяч лет назад. Вход в пещеру обращен на юг и имеет в ширину 30 метров. За ним находится обширное помещение высотой около 9 метров, а глубиной от 30 до 45 метров. В дальнем конце пещеры бьет ключ - как бил и 35 тысяч лет назад, так что ее обитателям можно было не думать о пресной воде. У этого жилища было множество естественных преимуществ, и нет ничего удивительного в том, что оно служило приютом четыремстам поколениям охотников-собирателей, не покинувших его даже тогда, когда доступные им пищевые ресурсы в окрестностях пещеры радикальным образом изменились.

Первые шесть тысяч лет после того, как в пещере обосновался современный человек, вокруг простирались заросшие травой открытые равнины, усеянные невысокими деревьями, - нечто вроде современной африканской саванны. До моря было почти восемьдесят километров, и обитатели Нельсон-бей, по-видимому, никогда не бывали на его берегу - этот горизонт не содержит никаких окаменелостей морских животных. Первые жильцы этого дома питались тем, что было вокруг. Женщины собирали ягоды и семена, выкапывали съедобные корни и луковицы, а мужчины охотились на дичь, которой изобиловала равнина вокруг, - на антилоп, страусов, павианов и таких ныне вымерших животных, как гигантский буйвол, весивший более полутора тонн, и столь же внушительный бубал, огромный, как современный першерон. Охотились они и на кустарниковых кабанов, и на бородавочников, вооруженных грозными клыками злобных животных, которые кочуют стадами и очень опасны: нередко они поворачивают и всем скопом бросаются на преследующего их охотника.

В этот период обитатели пещеры Нельсон-бей, вероятно, оставались в ней круглый год, если не считать отдельных охотничьих экспедиций, и приложили немало усилий, чтобы сделать свой дом еще более удобным. Они обложили очаги камнями и, возможно, защитили их от ветра, построив между ними и входом полукруглую загородку - во всяком случае, ямы от столбов более поздней загородки сохранились там до сих пор. Между столбами, возможно, подвешивались шкуры, или укладывался хворост, или ставился палисад из жердей. Зимой и особенно по ночам эта загородка, вероятно, играла большую роль: климат Южной Африки был тогда холоднее, чем теперь, и очень влажным - примерно как в Сиэтле на севере Тихоокеанского побережья США. Снаружи земля поблескивала инеем или бывала припорошена легким снежком.

Около двенадцати тысяч лет назад этот образ жизни изменился внезапно (в масштабах геологического времени) и радикально. Всемирное потепление, длившееся четыре-пять тысяч лет, растопило столько льда, что уровень океана поднялся выше уровня восьмидесятикилометровой равнины Нельсон-бей. Почти как река, когда она в половодье выходит из берегов и стремительно разливается по соседним низинам, море довольно быстро затопило пологую равнину, и вскоре его волны уже плескались всего в нескольких километрах от обрыва, где находилась пещера. Когда пастбища исчезли под водой, стада, естественно, ушли во внутренние области, и было бы столь же естественно, если бы обитатели пещеры Нельсон-бей последовали за ними и нашли себе новое жилище в другом месте.

Но они так не поступили. По какой-то причине - быть может, из привязанности к "дому", какой она была в каменном веке, - пещера оставалась, так сказать, главной базой, хотя в ней уже не жили круглый год. Летом ее обитатели отправлялись в длительные охотничьи экспедиции, выслеживая и убивая добычу, собирая луковицы, ягоды и семена, входившие в их рацион на протяжении многих столетий. Зимой они, однако, возвращались в пещеру Нельсон-бей, чтобы использовать еще один источник энергии - пищу, добытую в море.

Женщины теперь не собирали семена и не копали корни, а в часы отлива искали съедобные моллюски - блюдечки и морское ушко (см. стр. 72-73), - отрывая их от скал на отмелях и в более глубокой воде. Подспорьем в этой работе им служил двадцатисантиметровый плоский костяной нож, и, вероятно, у них с собой были какие-нибудь корзинки или кожаные мешочки, в которые они складывали добычу. Они настолько наловчились собирать этот новый тип пищи, что археологи обнаружили слои раковин толщиной до шести метров. Вонь от этих куч, наверное, стояла до небес - достаточная причина, чтобы эти более поздние обитатели пещеры Нельсон-бей периодически покидали свое жилище, как делают некоторые современные аборигены, когда они уже не в состоянии справляться с накапливающимися отбросами. Во время сезонных отсутствий обитателей пещеры грызуны, морские птицы и свирепые морские ветры успевали сыграть роль мусорщиков.

Пока женщины собирали моллюсков, мужчины ловили рыбу или отправлялись за несколько километров по берегу к скалистому мысу, где устроили лежбище капские котики. Для того чтобы убивать котиков на лежбище, где они собираются многими тысячами, большого искусства не требуется. Охотники из пещеры Нельсон-бей, вероятно, применяли те же приемы, что и котиколовы XX века, то есть просто шли среди бесчисленного множества животных и били их по головам тяжелыми дубинами. Ластоногие прибавили еще один даровой ресурс к рациону кроманьонца - летом они живут в открытом море в сотнях километров от побережий и питаются мелкой рыбой и головоногими моллюсками.

Возможно, доисторические котиколовы приобрели не просто новый источник пищи. Эскимосы, чья экономика в значительной степени строится на добыче тюленей, используют жир этих животных для светильников, их сухожилия - как нитки и бечевки, а их непромокаемые шкуры идут на изготовление одежды, мешков и даже лодок (эскимосский каяк - это деревянный или костяной остов, обтянутый тюленьей шкурой). Обитатели пещеры Нельсон-бей, вероятно, не находили для своей добычи столь разнообразного применения. Они, например, в отличие от эскимосов вряд ли нуждались в одежде из тюленьих шкур и, хотя жили около моря, наверное, вообще не рисковали плавать по нему - прибой в окрестностях пещеры Нельсон-бей очень высок и его огромные волны пользуются известностью у любителей серфинга во всем мире. Но вот каменные светильники с тюленьим жиром вполне могли служить в пещере Нельсон-бей добавочным источником освещения, помимо пламени очагов.

Известно также, что обитатели этой пещеры ловили по меньшей мере четыре вида рыб. В одной окаменелости из их пещеры удалось опознать морского карася - крупнозубую рыбу, которая и сейчас часто навещает эти воды, подплывая к берегу и скусывая мидий с камней. Ее могли поймать на наживку из мидии, прикрепленную к вырезанной из кости или дерева распялке - недавнему изобретению кроманьонца (см. главу 3).

Жизнь обитателей пещеры Нельсон-бей обрела четкий распорядок, связанный с добыванием пищи: через определенные промежутки времени они перебирались из одной местности в другую - от моря во внутренние области и обратно - и меняли рацион, состоявший главным образом из продуктов моря, на традиционный, объединяющий мясную и растительную пищу, добываемую на суше. Однако в семи тысячах километров оттуда, на берегах Нила, обитали другие кроманьонцы, которые могли добывать всю эту разнообразную пищу, никуда не уходя, - и они жили на одном месте.

Примерно 17 тысяч лет назад группы по меньшей мере с пятью разными инвентарями орудий обосновались на широкой равнине Ком-Омбо, в 45 километрах ниже по течению от нынешней Асуанской плотины, и жили там около пяти тысяч лет, пока какое-то изменение климата - возможно, длительная засуха - не изменило их образа жизни. Там они сделали тот шаг, который через несколько тысяч лет положил начало земледелию. Они добывали достаточное количество определенной растительной и животной пищи, чтобы обосноваться на одном месте и круглый год существовать на своем специализированном рационе. Хотя они еще не сеяли злаковых, но, во всяком случае, собирали семена диких злаков систематически и эффективно.

Тогда, как и теперь, равнина Ком-Омбо тянулась перпендикулярно течению Нила на восток. Ее плоский овал занимал 642 квадратных километра - крупнейшая из таких равнин в Верхнем Египте. Ее охватывали два вади (сухие русла, эпизодически наполняющиеся водой), которые начинались в горах за восточной пустыней у западного берега Красного моря, и во многих местах пересекали рукава и протоки Нила, который с августа до конца октября нес огромные массы воды от своих истоков в Восточной Африке, где в это время выпадали муссонные ливни. С марта по август на равнине Ком-Омбо наступал сухой сезон, хотя, возможно, менее сухой, чем в наши дни, так как климат Северной Африки 17 тысяч лет назад был в целом более холодным и влажным, чем теперь.

Эти сезонные изменения приводили к постоянной смене животных на равнине. Дикие быки паслись там, когда вода стояла высоко и трава была молодой и сочной. С наступлением сухого сезона туда откочевывали газели и бубалы, так как условия там становились похожими на условия в их родной саванне. Когда вода в реке стояла высоко, можно было добывать сомов, окуней, мягкокожистую нильскую черепаху и бегемотов. И круглый год там водились всевозможные птицы - и местные и перелетные, которых гнала в Африку холодная европейская зима. Археологи, раскапывавшие поселения различных охотничье-собирательских групп Ком-Омбо, обнаруживали кости уток, гусей, бакланов, цапель, крохалей, скоп, орлов, журавлей и кроншнепов. Все эти разнообразные животные и птицы находили обильный корм на равнине, значительная часть которой густо поросла злаками, возможно, родственными сорго и ячменю.

Не удивительно, что разнообразные пищевые ресурсы Ком-Омбо, ее речки и обширные луга привлекали туда множество людей. Археологи полагают, что на равнине одновременно обитало от 150 до 200 человек, то есть по два человека на пять квадратных километров - значительная перенаселенность по меркам каменного века. И, по-видимому, такая теснота привела к очень интересным результатам. Каждая группа (примерно 25-30 человек), обитавшая на берегу той или иной протоки, вырабатывала свой особый образ жизни. Иногда "фирменным знаком" группы было особое орудие, а иногда - особый способ добывания пищи. Возможно, такая специализация была следствием конкуренции, но возможно, что, вдруг оказавшись в очень населенном мире, люди пытались установить какой-то общественный порядок, укрепить единство группы.

Особенно поразительной была специализация группы, в жизни которой злаки начали играть беспрецедентную роль. Эти люди жали колосья диких злаков и собирали столько зерна, что большая часть их пищевых потребностей могла покрываться им одним. Среди оставшихся от них предметов есть каменные серпы и массивные зернотерки - плиты с неглубокой выемкой в середине для зерна и дисковидные камни-терки. Сходные приспособления для перетирания кукурузы существовали у индейцев американского Юго-Запада.

Материалом для зернотерок Ком-Омбо служил песчаник - их и находят у подножия обрывов, сложенных из песчаника, причем они обычно лежат рядом по нескольку штук. Археологи считают, что перетирание зерна было групповой деятельностью, как, возможно, и сбор колосьев. Когда зерно в каком-то месте поспевало, вся группа рвала колосья или срезала каменными серпами и уносила к зернотеркам, где их молотили (вероятно, просто ногами) и "мололи".

Однако, если не считать серпов и зернотерок, других предметов, связанных с уборкой зерна, не сохранилось. Молотили ли обитатели Ком-Омбо колосья связками палок, как некоторые племена с примитивным земледелием делают еще и сейчас? Освобождали ли они зерно от мякины, подбрасывая его в воздух в ветреный день? И в чем они доставляли зерно "на мельницу"? Преемники этих доисторических людей искусно плели из нильского тростника и луговых трав всевозможные корзины. Так, может быть, они тоже умели плести и изготовляли примитивные циновки, чтобы ссыпать на них зерно?

Но даже еще интереснее - что они делали с зерном? Предположительно варили каши и мясные похлебки. Но раз они перетирали зерно в муку, напрашивается вывод, что они изготовляли какой-то хлеб - быть может, просто смешивали муку с водой и пекли пресные лепешки на раскаленном камне, как это еще в ходу у многих современных народностей. Некоторые ученые предполагают даже, что они, кроме того, могли изготовлять из зерна пиво.

В плодородных долинах Египта, на холодных равнинах Сибири, на южном побережье Африки кроманьонский человек доказал, что он способен не только выжить, но и благоденствовать в самых разных условиях. Он побеждал холод. Когда мяса не хватало, он переходил на рыбу. Он предусмотрительно убирал общими усилиями все зерно сразу, что требовало умелого планирования. После вековых кочевок с места на место вслед за дичью или в поисках сезонных съедобных растений, он наконец сумел перейти к оседлому образу жизни, используя все ресурсы одной местности. Короче говоря, он становился господином мира, в котором обитал.

Изменения в материальном положении неизбежно приводили к глубоким изменениям в "го физическом состоянии и образе жизни. Начать с того, что он, вероятно, был гораздо здоровее своих предшественников. Благодаря более регулярному питанию и более сбалансированной диете он должен был стать более сильным и энергичным, способным догонять или загонять животных, на которых охотился. Возможно, он и жил дольше, и эти лишние годы не только позволяли ему накапливать больше знаний, но и полнее передавать их детям и внукам.

Умение эффективно добывать пищу дало кроманьонцу и другие преимущества, кроме более крепкого здоровья. Возможность вести более оседлую жизнь позволяла ему накапливать всякие полезные предметы в количествах, которые были бы немыслимы, если бы он по-прежнему непрерывно кочевал. В Центральной Европе, например, в нескольких кроманьонских поселениях их обитатели лепили предметы из глины и даже обжигали их в куполообразных печах. Но важнее материального богатства было накопление практических и социальных знаний и наблюдений, которые дали кроманьонцам основу для создания языка, искусства и религии, а также сложных форм социальной организации, являющихся признаками полностью развитых человеческих культур.