Послесловие

Еще сто с небольшим лет назад человек, посвятивший себя науке, вполне мог одновременно заняться, скажем, проблемой происхождения атоллов, систематикой усоногих раков, насекомоядными растениями и мимикой человека и животных. Правда, и тогда подобный диапазон исследований, причем на высоком уровне, был под силу только таким гениальным одиночкам, как Дарвин. И все же это было возможно. Сейчас мы искренне удивляемся, если человек прекрасно разбирается одновременно и в нижне- и в верхнепалеозойских отложениях одной лишь Сибири, поражаемся, если он к тому же знает систематику ископаемых животных и растений в этих же отложениях, и готовы признать этого человека энциклопедистом, если он назовет по-латыни два-три десятка живущих сейчас в Сибири растений или насекомых.

Раздробление дисциплин и сверхспециализация ученых - проблема номер один в науке второй половины XX века. Как говорил Акоф, "мы должны отказаться от мысли, будто природа разделима на факультеты подобно университетам. Разделение труда по дисциплинам перестало быть эффективным". Ученые всегда чувствовали это, и многие высказывались в таком же духе. Великие исследователи прошлого были энциклопедистами не из праздного любопытства. "Если же иной раз, - писал Гёте, - при одинаковых обстоятельствах обнаружится случай, противоречащий моему закону, то я вижу, что мне надо со своей работой продвинуться вперед и искать более высокую точку зрения".

Поиск такой точки зрения ведет и в глубь явления и вширь. Надо отойти немного дальше, подняться выше и со стороны взглянуть, что же получается. И здесь исследователь обычно видит, что пути решения проблемы уходят в соседние области знания. Но пройти по этим путям непросто.

В истории жизни на Земле несколько раз менялись господствующие "династии". Было время царствования рыб, пресмыкающихся, папоротниковидных, голосеменных. Сейчас господствуют млекопитающие и цветковые. Биолог, занимающийся общими проблемами эволюции, пытается докопаться до причин, вызывавших смену династий. Логика исследования приводит его к истории лика Земли, и ему надо разобраться в периодичности геологических событий. Он находит статью с подходящим заголовком и читает: "Фациостратиграфические подразделения имеют скользящие диахронные границы, а этапо-стратиграфические - полностью или ограниченно изохронные". Далее он прочтет о фетишизации биостратиграфии, о том, что системы биогеоисторической шкалы надо заменить "ритмосистемами", и... с досадой захлопнет книгу.

Наконец после долгих поисков он найдет что-то написанное нормальным человеческим языком, о незнакомых терминах справится в "Словаре иностранных слов" и выяснит, что в истории Земли были периодически повторяющиеся крупные геологические революции. Довольный находкой, биолог уверенно сделает вывод о прямой связи перестроек земной коры и биологических событий и напечатает статью. Но потом в случайном разговоре он узнает, что представления о геологических революциях, захватывающих разом всю планету, изрядно устарели и что в них верит не так уж много геологов. Оказывается, ему попалась лишь одна, да и то не слишком популярная точка зрения. Многие думают иначе, и до определенного решения еще далеко.

Вот обратный пример. Специалист по рудным месторождениям подметил сходство между стадиями формирования одного какого-то месторождения и общей последовательностью образования данных руд на нашей планете. Он еще в школе проходил "биогенетический закон" Геккеля - Мюллера (жабры у человеческого зародыша и тому подобное), и вот родился на свет "геогенетический закон". Узнав об этом, знакомый биолог заметил, что, по мнению многих авторитетных специалистов, биогенетический закон - достояние биологической мифологии и что не надо заставлять каждый организм "взбираться на свое филогенетическое древо". Все дело в том, что зародыш человека похож не на рыбу, а на зародыш рыбы. В довершение всего отчаявшийся специалист по рудам узнал, что он столкнулся всего лишь с частным случаем одной из теорем общей теории систем. "Вот где решение вопроса!" - воскликнул он и раздобыл ежегодник по системным исследованиям. Раскрыл книгу и начал читать: "Любая система, по определению, есть i-тое множество композиций M_i со своими P⁽⁰⁾_i,

A⁽⁰⁾_i, Z_i. В теории же множеств на основании аксиомы выбора Цермело теорема 4 доказана..." - и так страница за страницей. Продираться через такие заросли у человека, не привыкшего к "i-тым множествам", уже нет сил...

Итак, перед каждым ученым, проникающим в чуждую, но необходимую по логике исследования область, встают четыре вопроса. Первый вопрос: сделано ли что-нибудь по интересующей его проблеме? Второй вопрос: если что-то сделано, то какие существуют на этот счет мнения и какому мнению безопаснее всего довериться? Третий: где об этом прочитать? Четвертый: как понять написанное?

На мой взгляд, есть две главные возможности для решения этих вопросов: установить личный контакт с исследователем или разыскать соответствующую научно-популярную литературу и именно с нее начинать экскурс в незнакомую область.

Во времена Фламмариона и "Библиотеки знания" издательства Сойкина основное назначение научно-популярной литературы было просветительское. Однако и тогда она бралась за наведение мостов между научными дисциплинами, и это ее значение с тех пор все возрастает и будет возрастать.

Учитывая все сказанное, можно перейти теперь к книге "Через горы времени", которую с пользой для себя прочтут многие геологи, биологи и ученые другого профиля. Александр Гангнус - профессиональный литератор, в течение последних лет специализирующийся на научной журналистике. Я бы не назвал его знание научной проблематики книжным. Многие исследования проходили буквально на его глазах, он принимал участие в обсуждении возникавших проблем, был свидетелем становления новых идей. Настоящий научный журналист - не только профессиональный летописец. Ему приходится быть учеником, советчиком, комментатором и в значительной мере тоже исследователем. Он вынужден заниматься историей науки, которая, как говорил Гёте, и есть "сама наука". Литератор, пишущий о науке, обязан анализировать историю идей и, что не менее важно, пристально приглядываться к личности тех, кто эти идеи выдвигал и выдвигает. Ученым, ведущим конкретные исследования, такая работа, как она ни важна, обычно недоступна, на нее не хватает ни сил, ни времени. А часто не хватает просто таланта. Ведь осознанное надо донести до читателя простым языком, увлекательно, чтобы популярная книга не превратилась в нудное переложение научных статей и монографий.

Мне кажется, что в подавляющем большинстве случаев А. Гангнус со всеми этими трудными задачами справился. Он взял для рассказа тему огромную и чрезвычайно трудную - сопряженную эволюцию живой и неживой природы, историю Земли как планеты и как места, на котором поселилась единственная известная нам биосфера.

Автор не пошел по пути изложения одних лишь традиционных, привычных взглядов, ставших порой уже просто догматическими. Очень часто в научной литературе некоторые вопросы страстно обсуждаются, по ним существует масса во многом противоположных мнений, но, докатываясь до научно-популярной литературы, волны утихают, и на ее страницы выплескиваются снова и снова повторяемые утверждения. Так обстоит дело с проблемой происхождения жизни, с которой чаще всего связывают гипотезу А. И. Опарина. То же получается с некоторыми другими общебиологическими проблемами - основных факторов эволюции, монофилии и полифилии. Такова же судьба некоторых геологических гипотез. Для своей книги А. Гангнус не выбирает какую-то одну точку зрения. Он рассказывает о противоборстве идей, о перипетиях научных дискуссий, разбирает аргументацию спорящих сторон.

И это очень важно, что он не пытается создать видимость благополучия там, где происходит драматическое столкновение диаметрально противоположных мнений. Нет ничего более опасного, чем забывать о том, что вопрос не решен, что предложенные решения не более чем гипотезы, что даже сам вопрос может быть еще совсем неверно поставлен.

Перед популяризатором, берущимся за обобщение данных столь разных дисциплин, как биология, геология и астрономия со всеми их ответвлениями, стоит еще одна чрезвычайно сложная проблема. Это достоверность приводимых фактов и суждений. Как отделить факт от гипотезы и гипотезу от теории, сплошь и рядом не знают сами исследователи. Тем более трудно провести такое разграничение в популярной книге, где нельзя найти место для многочисленных оговорок и разъяснений. И опять же в подавляющем большинстве случаев в книге А. Гангнуса можно хорошо видеть цену фактам и суждениям. Но если отдельные упущения остались, это не должно сказаться на общей оценке книги. В конце концов популярная книга не источник для дальнейших точных ссылок, ее задача - ориентировать и стимулировать.

По некоторым вопросам автор решился на свои собственные суждения, на вполне оригинальные научные обобщения. Я думаю, что он имел на это право. И в оправдание ему можно привести слова Гёте, защищавшего разумный и неназойливый дилетантизм в науке: "Да, возможно, мы и не зазнаемся, полагая, что кое-что там (в среде неспециалистов. - С. М.) возникшее и в дальнейшем пересаженное в научный мир приносит теперь плоды, которыми мы наслаждаемся, хотя и не всегда называется тот сад, откуда были взяты черенки для прививки".

Доктор геолого-минералогических наук С. В. Мейен