Серые или... коричневые?

...О Земля! Я тебя узнавал постепенно!

Б. Слуцкий

Посмотрим еще раз на геологическую карту. "Островки", закрашенные в условные цвета двух последних периодов палеозойской эры, протянулись в нашем Заволжье от излучины Большого Кушума сначала на северо-восток, по правому берегу Большого Иргиза, а далее - на север, по притокам Малого Иргиза. Их цепочка обозначает направление "подземного горного хребта", образованного в недрах этой части нашей области приподнятыми блоками кристаллического фундамента. Геологи иногда называют эту невидимую для глаз гряду "палеозойским валом" Заволжья.

Южная вершина этих гор подняла к поверхности те древние породы, которые мы видели в Чапаевском карьере. "Пики", расположенные северо-восточнее, выдвинули из недр каменные пласгы, выходящие между селом Березовом и городом Пугачевом. Это место можно, вероятно, назвать главной "каменоломней" саратовской земли. Почти непрерывной чередой карьеры протянулись тут на 25 километров.

Есть среди этих выработок и старинные, большей частью заброшенные, похожие то на простые ямы, то на пещеры с разветвляющимися ходами. В них камень добывался когда-то ломами, кирками, вырезался из пластов специальными пилами. Есть и современные, с самоходными буровыми станками, сверлящими шпуры для закладки взрывчатки, с экскаваторами и бульдозерами, с мощными самосвалами - Белазами. Особое впечатление производит карьер Каменского камнедробильного завода. Его длина превышает 700, а ширина - 500 метров. Четырьмя гигантскими ступенями он уходит в глубину почти на полсотню метров.

Карьеры - всегда счастливая возможность заглянуть в недра Земли. Побывав в тех, что тянутся вдоль Большого Иргиза, мы нашли бы в них много общих черт с тем, что видели около поселка Новосельского. Такие же мощные слои известняков, к которым часто примешан доломит, такая же перекристаллизованность. Собрав обширную коллекцию разновидностей известняковых пород, кристаллов, кремневых желваков, порой имеющих удивительно шарообразную форму, мы, как и в Чапаевском карьере, не встретили бы тут практически никаких окаменелостей. При особом старании, в некоторых слоях нам удалось бы заметить расплывчатые очертания некрупных двустворчаток и брюхоногих, да еще какие-то многочисленные дырочки в породе, вроде бы оставленные крохотными раковинками.

Вода и ее "свита" порядком поработали и в этих каменных архивах. Поэтому геологам долгое время было неясно, в какой цвет на геологической карте закрашивать "островки", обозначающие выходы древних пород. И часто они это делали по-разному...

Первое геологическое описание северной части нашего Заволжья появилось почти полтора века тому назад на страницах российского "Горного журнала" в статье под названием "Геогностические замечания о степи между реками Самаркою и Волгою, Уралом и Манычем, по наблюдениям г. Нешеля в 1843 г.". Это было еще в то время, когда геологию в России часто называли геогностикой, то есть "познаванием Земли". Автор этой первой работы окаменелостей на берегах Большого Кушума и Большого Иргиза не нашел. Имея геологический опыт, он по внешнему виду пород отнес их к отложениям морей последнего периода палеозоя - пермского. Мнение это в течение почти целого столетия ни у кого возражений не вызывало, тем более что геологи тогда не очень-то интересовались нашими краями. Считалось, что здесь в их недрах, кроме строительного камня, глин, песков, минеральных вод или еще горючих сланцев, ничего особо стоящего нет.

В 1927 году "страницами" каменной "книги" саратовского Заволжья заинтересовался человек, который профессиональным геологом не был. Просто он очень любил те места, где родился и вырос, и хотел знать о них все. Его никак не устраивало, что камни, лежащие у всех на виду, появились неизвестно когда.

Официально Константин Иванович Журавлев занимал пост директора Пугачевского краеведческого музея, но всю свою жизнь он занимался еще и тем, к чему эта должность его, собственно говоря, не обязывала. Обследуя следы древних поселений в своем районе, он работал как археолог. Собирая материалы о Пугачеве и Чапаеве, - как историк. Изучая растения и животных родных степей, - как биолог. Знакомясь с обрядами, ремеслами, обычаями людей, - как этнограф. Но особой его страстью было чтение каменной летописи Заволжья. В молодости Константину Ивановичу не удалось получить даже среднего образования, но самоучкой, по книгам он сумел настолько освоить "язык камней и окаменелостей", что маститые профессора, ссылаясь на факты, собранные им, в своих научных трудах уважительно именовали его "геологом Журавлевым".

Во время многочисленных поездок и походов по району Константин Иванович беседовал с пастухами, охотниками, землепашцами, рабочими карьеров, выспрашивая у них вce, что они знали о выходах древних каменных пород. Сам тщательно обшарил сотни овражков, обрывов речных берегов, работающих и заброшенных каменоломен. И нашел-таки на некоторых "страницах" каменной летописи Заволжья "даты их написания"!

Так, у Чапаевки он обнаружил раковины плеченогих и моллюсков, отпечатки водорослей. На западной окраине Пугачева, в бывших "австрийских каменоломнях" горы Маяк, - остатки плеченогих - продуктусов и брюхоногих - эуомфалусов. В овражках у села Березова и ниже по реке, в каменной гряде, которую местные жители именовали Сармой, - пласты с разнообразными плеченогими, одиночными кораллами и даже отпечатками трилобитов.

Столичный палеонтолог Г. Н. Фредерикс, которому были посланы находки, опознал в них остатки обитателей последних морей каменноугольного периода. После этого три "островка" на геологической карте были перекрашены из коричневого пермского в светло-серый карбоновый цвет.

Но вот берег между Березовом и Пугачевом продолжал оставаться "белым пятном", а точнее, светло-коричневым, так как окаменелостей, достаточно сохранных для точного определения, тут найти не удавалось. Конечно, и геологи, и К. И. Журавлев встречали кое-где на поверхности каменных слоев расплывчатые оттиски раковин моллюсков, но нечеткость этих туманных "портретов" не позволяла назвать уверенно вид запечатленных на них животных. Находили они и слои "с дырочками", догадывались, что остались эти углубления от раковин фузулин, довольно крупных, до сантиметра в длину, корненожек - фораминифер, похожих обликом на пшеничные зерна или миниатюрные веретенца. ("Фузус" с латинского - веретено.) Но скорлупки каких именно фузулин растворила тут когда-то вода, долгое время понять не удавалось.

Виды фораминифер отличаются друг от друга не только формой, но и тонкими особенностями строения раковин, заметными лишь под микроскопом. Определяя вид, приходится выяснять, из скольких слоев состоят стенки крохотных скорлупок, как они закручены в спираль, как выглядят перегородки, разделяющие жилища корненожек на отсеки. Все это сделать, имея опыт, может быть, и не так уж трудно при хорошей сохранности окаменелостей. Но в тех "дырочках", которые имелись в породе, почти не осталось кальцита, слагавшего когда-то детали организмов этих жителей древнего моря.

Но вот в начале 50-х годов микропалеонтолог саратовской нефтеразведки А. М. Кузнецова, собрав множество образцов породы с такими "дырочками", изготовила из них 700 шлифов, тончайших полупрозрачных пластиночек. Рассматривая их под микроскопом, по отдельным крупицам кальцита, чудом уцелевшим в некоторых полостях, она составила полный "портрет" тех, чьи следы безуспешно пыталась уничтожить в свое время вода. Ими оказались фораминиферы, принадлежащие к виду Псевдофузулина кротови ("Кажущиеся фузулинами, названные так в честь русского геолога П. И. Кротова").

Казалось бы, что после этого последний участок геологической карты на правом берегу Большого Иргиаа получит наконец-то полагающийся ему цвет. Но воистину этим местам, как и породам, их слагавшим, все время фатально не везло! Возникло новое осложнение, теперь уже совсем иного порядка.

Именно тогда же, в 50-х годах, между специалистами разгорелись жаркие споры о том, куда отнести слои с псевдофузулинами. Одни считали, что к концу карбона. Другие - к самому началу следующего, пермского периода. И каждая спорящая группа ученых имела на этот счет свои серьезные соображения. Пришлось собирать специальную научную комиссию, которая постановила считать слои с данным видом фораминифер отложениями последнего моря карбона.

Хочу заметить, что эта решительная мера не прекратила дискуссий. Однако теперь на всех геологических картах небольшой "островок", расположенный между селом Березовом и городом Пугачевом, можно было закрасить в серый цвет и поставить на нем индекс С₃О. (Кстати, на карте из "Атласа Саратовской области" он все еще по-старо,му коричневый!)

"С₃" тебе, надеюсь, понятно?.. Третья, последняя эпоха карбона, а "о" - название ее последнего века, оренбургского, как его часто называют геологи. Так как впервые "летопись" этого этапа истории была изучена в оренбургских степях.